«Мой долг передавать все, что рассказывают, но, конечно, верить всему я не обязан» Геродот, (Книга 7.153-2)

Геродот был древнегреческим писателем, который жил в V веке до нашей эры. Он родился в нынешней Турции. Единственный труд, который, как известно, был выпущен Геродотом, - это «Истории». Тем не менее, это был революционный текст, и в результате он заработал Геродоту место в истории. Для некоторых «Истории» знаменуют начало письменной истории, и поэтому название «Отец истории» было присвоено Геродоту. Другие, однако, утверждают, что Геродот был «Отцом лжи».

Немного сведений о жизни Геродота

Древняя статуя Геродоту в Бодруме (античном Галикарнасе)

Геродот родился около 484 г. до н.э. во влиятельной семье в Галикарнассе, который сегодня является турецким городом Бодрум. Во времена Геродота этот город был частью могучей империи Ахеменидов. Как бывшая греческая колония и главный торговый форпост с Египтом, вполне вероятно, что Галикарнас был городом, который позволил Геродоту узнавать о людях из разных стран.

Известно, что как минимум один раз он жил в изгнании, возможно, на острове Самос, и некоторые исследователи предпологали, что позже писатель возглавил восстание против Лигдариса за его притеснение. Кроме этого, есть немного информации о жизни Геродота. У нас есть только информация, содержащаяся в собственных трудах Геродота и некоторые другие подробности о нем из более поздних источников, таких как Суда, византийская энциклопедия 10 века древнего средиземноморского мира. Таким образом, сегодня об этом древнем писателе мало что известно.

История

Написав об истории Геродот и вспоминается в истории из-за «Историй». До Геродота ни один писатель, как известно, не писал о прошлом через призму расследования или не пытался представить её, как ряд причин и следствий. Поэтому можно сказать, что Геродот изобрел жанр письма истории. Возможно, из-за этого Геродот был назван «Отцом истории» римским писателем и оратором Цицероном.

Фрагмент из Историй, Книга VIII 2-го века

Фактически, его работа была довольно хорошо известна и, по-видимому, по большей части была принята. Трагик Софокл дает повод «Истории в Антигоне», комический драматург Аристофан видел, что Геродот достаточно известен, чтобы высмеять его в Ахарнианах. Такие знаменитые имена, как Плутарх, Страбон и Аристотель, казалось, признавали, хотя и не всегда соглашались, с работой Геродота. В «Истории» Геродот рассказывает о греко-персидских войнах, которые продолжались с 499 по 479 год до нашей эры. В предисловии к своей работе Геродот утверждает, что его работа должна стать «допросом», особенно в отношении причин войны между греками и персами. Затем Геродот дает повествование о возвышении ахеменидов до их конфликта с греческими городскими государствами. В промежутке он также предоставляет этнографическую информацию о различных культурах, включая персов, египтян и скифов. По словам современников Геродота, чтобы собрать материал, который он написал о жизни в Египте, Греции, Тире, Вавилоне и Италии, писатель сам отправился в эти отдаленные края.

«Отец лжи»

Обвинения и критические замечания, выдвинутые против Геродота. В то время как Геродот был высоко оценен многими, другие (часто современные аналитики его работы) более пренебрегали им. Для некоторых Геродот считается «Отцом лжи», так как «Истории» содержат большое количество сказок и басен. Одна из них, например, - это история о муравьях размером с лисиц в Персии, которые распространяли золотую пыль при рытье их курганов. Это, среди других историй, было отброшено как высокая сказка поколений. Однако в 1984 году, французский писатель и исследователь Мишель Пеиссел сообщил, что в Гималаях есть тип сурка размером с лисицу, который разбрасывает золотую пыль при рытье. Сельские жители области долгое время собирали эту пыль, доказывая, что это уже было известно в древности. Peissel далее предположил, что, поскольку персидское слово для «горного муравья» было очень близко к их слову «сурком», совершенно правдоподобно, что Геродот, который не говорил по-персидски и полагался на переводчиков, оказался ошибкой в ​​переводе.

Текущая страница: 1 (всего у книги 52 страниц)

Шрифт:

100% +

Геродот
История Древней Греции

Серия «Иллюстрированная история»

© Ф. Мищенко, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

Геродот (около 484 г. до н. э. – около 425 г. до н. э.) – древнегреческий историк, автор первого сохранившегося полномасштабного исторического трактата «История», еще в древности причисленного к выдающимся произведениям историографии. На основе различных документов, собственных богатых жизненных наблюдений, рассказов очевидцев, трудов предшественников, легенд, мифов, преданий Геродот создал цельное и глубокое произведение, в котором документальность гармонично сочетается с художественностью.

Грандиозный труд стал первым подлинно историческим произведением и дал право автору на почетное имя «отца истории».

Наставнику своему, Андрею Даниловичу Юркевичу, учителю гимназии, с признательностью посвящает автор и переводчик

Геродот и место его в древнеэллинской образованности

Современная наука может смело гордиться тем, между прочим, что ей удалось открыть истину там, где почтенный эллинский исследователь вынужден был довольствоваться лишь ловким опросом сомнительных свидетелей и сличением их небрежных и невежественных показаний.

Дж. Магаффи. История классического периода греческой литературы

I

В истории не одной только эллинской, но вообще европейской образованности Геродот занимает выдающееся место. Он стоит на перепутье двух настроений общественной мысли: скептицизма, свободной критики, деятельной любознательности, с одной стороны, легковерия и благоговейного отношения к унаследованному от предков достоянию – с другой. Кроме того, в труде Геродота отразились ярко и в изобилии те свойства эллинского ума и характера, благодаря которым древняя Эллада сделалась на многие века наставницей человечества как в области искусства и науки, так и в сфере общественных и политических отношений. По всей справедливости Геродота можно считать одним из наиболее типичных представителей не только историографии, но известного периода умственного развития вообще. В настоящем предисловии мы желали бы выяснить для читателя положение Геродота в истории древнеэллинской литературы в связи с другими сторонами жизни его современников.

Марк Туллий Цицерон

Прежде всего заметим, что почетное звание «отца истории», присвоенное Геродоту Цицероном и сохраняемое за ним до наших дней, может быть удерживаемо лишь с значительными оговорками. Во-первых, в последовательном развитии эллинской историографии ему принадлежит скорее серединное, центральное, а ни в каком случае не передовое положение. Действительно, историки, по времени следовавшие за ним в различных направлениях, могли находить у него и исходные пункты, и отчасти руководящие приемы для собственной литературной деятельности, но вместе с тем труд его представлял собою лишь наиболее выдающееся, почти единовременное явление в целом ряде более или менее удачных и талантливых опытов истории. В числе этих последних были и географико-этнографические, и исторические сочинения милетянина Гекатея, человека обширной учености и с несомненной наклонностью к критике народных преданий и действительных житейских отношений. Вот почему известный дублинский профессор Магаффи полагает, что Гекатей Милетский имеет гораздо больше права, нежели кто-нибудь, называться отцом эллинской истории. Другой английский ученый, Мьюр, замечает, что с Геродотом из-за титула «отец истории» мог бы с успехом поспорить более ранний историк Харон из Лампсака. Во всяком случае, без риска ошибиться можно сказать, что появлению Геродота на литературном поприще не только предшествовала, но и содействовала целая школа историков, главным местом действия которых был Милет, первенствовавший в эллинском мире во всех отношениях до начала V века до Р. X.

Гомер. Мраморный бюст

Во-вторых, наименование «отцом истории» эллинского писателя второй половины V века до Р. X., если принимать наименование это безусловно, как бы закрепляет и освящает не совсем точное представление об эллинской историографии, то представление, согласно которому исторический вид литературы начался для эллинов лишь в весьма позднее время, примерно не раньше половины VI века до Р. X. Подобное представление резко противоречит всем нашим сведениям о патриотизме древнего эллина, о той ревности, какую он всегда обнаруживал к прославлению родины и к достойному чествованию выдающихся услугами личностей с одной стороны, к примерам предков и к предстоящему отношению потомков – с другой. Достаточно напомнить, как нередко уже Гомер внушал своим героям заботливость о доброй славе или страх позора у потомков1
См. «Илиада», II, 119; III, 287, 460; VI, 358; XXII, 305; «Одиссея», III, 204; VIII, 580; XI, 433; XXI, 255; XXIV, 433.

И как часто в позднейшее время внимание к оценке будущих поколений служило для эллина одним из сильнейших стимулов деятельности на пользу и во славу родины. При наличии подобного настроения древний эллин должен был живо интересоваться и прошлыми судьбами своего маленького отечества, и сохранением важнейших событий в памяти современников и потомства.

Действительно, у эллина и для эллина история существовала искони; только в разные периоды его развития она облекалась в различные формы, в каждом из таких периодов отличалась особыми характеристическими чертами, верно отражая на себе современное состояние общества, данный в нем уровень понимания окружающего.

Не следует при этом упускать из виду, что именно те части эллинского племени, которые оказались для культуры наиболее производительными, каковы ионийские общины и более всех афинская, отличались обыкновенно широкими демократическими стремлениями и обладали соответствующим общественным устройством. Успехи литературы и смена литературных направлений определялись поэтому, по крайней мере весьма долгое время, поступательным движением огромного большинства свободного населения, а не вкусами и потребностями отдельных личностей, кружков или классов. По тому же самому простота, общедоступность и драматизм изложения составляли неотъемлемые свойства древнеэллинской литературной речи. Эта исконная особенность литературного творчества выгодно отразилась и на произведениях позднейшего времени, когда имелось уже налицо раздробление общества на группы по степени понимания задач и явлений художественных, научных и общественных. Диалогическая форма Платоновых сочинений, частые диалоги и речи от первого лица в сочинениях Геродота и Фукидида, ясность построения речи у Исократа, Исея, Демосфена, не говоря уже о более ранних ораторах, были последствием демократизма или общенародности древнеэллинской и прежде всего афинской образованности. Отсюда же объясняется долговременное исключительное господство поэтической формы в литературе.

Древнейшей эллинской историей, одинаково понятной, интересной и достоверной для всех классов населения, были те песни, которые составлялись в гомеровское и догомеровское время: все великое и достопримечательное, по свидетельству того же Гомера, находило себе выражение в песне2
См. «Илиада», VI, 357; «Одиссея», I, 351.

Добродетели Пенелопы, пороки и преступления Клитемнестры в равной мере становились предметом песни, причем одна из этих женщин должна была возбуждать к себе в потомках любовь и восхищение, а другая отвращение3
См. «Одиссея», XXIV, 197, 200.

Песни составлялись в большом числе, потому что слушатели всегда с наибольшим интересом относились к новой песне4
Там же.

Отдельные короткие песни и созданные на основе их целые поэмы выслушивались не только с эстетическим наслаждением, но и с полною верою в историческую действительность Гераклов, Ясонов, Агамемнонов, Ахиллов, Несторов и других героев, самих Зевсов, Аполлонов, Афродит. Даже в сравнительно позднее время спорившие между собою государства считали возможным ссылаться на гомеровские поэмы как на авторитетные общепризнанные документы. Непрестанное участие богов и богинь в судьбах героев и простых смертных казалось древнему верующему эллину столь же неизбежным и, так сказать, естественным, как нам кажется выдуманным и невероятным. Тем же авторитетом пользовались и поэмы Гесиода, вместе с Гомером считавшегося составителем греческой теогонии5
См. Геродот, II, 53. Философы-скептики считали этих поэтов подлинными виновниками ложных представлений народа о божестве. Ср.: Геродот, V, 94; VII, 159, 161, 169, 171; Страбон, IX, 1. 10.

Фукидид. Статуя перед зданием парламента в Вене

Только спустя века четыре или и того более замечаются в литературе признаки недоверия к повествованиям Гомера, Гесиода и других древних поэтов. Не только философы, как Ксенофан, Пифагор, Гераклит, порицают творцов греческой теогонии за возведение на богов разных преступлений, но и такой глубоко верующий поэт, как Пиндар, осмеливается открывать глаза публики на некоторые несообразности в творениях древних учителей. Впрочем, рядом с этим Персей, Горгона, стоголовый Тифон, кентавр Хирон, великаны Алкионей, Антей и т. п. для Пиндара действительные существа, только отделенные временем и пространством от воспеваемых им олимпийских или истмийских победителей. Чудесное и сверхъестественное, по мере накопления и распространения точных знаний, все больше и больше возбуждало сомнения и недоверие к прежним авторитетам; многие подробности в произведениях древних поэтов отвергались как преувеличения и выдумки; тем не менее в основе своей они не переставали рассматриваться как исторические свидетельства о конкретных лицах и событиях. В этом отношении особенно поучителен Фукидид. Враг чудовищного и чудесного в истории, он смело прилагает к доисторической старине мерку современности, уничтожая всякую грань между ранними продуктами народной веры и фантазии с одной стороны, и современными ему историческими деятелями – с другой. Существования мифических личностей и событий он не отвергает, принимая их от поэтов на веру, он старается только очистить рассказы о них от всего того, что кажется ему искажением и вымыслом, руководствуясь при этом не чем другим, как данными самих же поэтов да субъективным чувством вероятности.

В этом и в подобных случаях вероятность ошибочно принималась за достоверность, а место научной критики заступал субъективный рационализм.

Как долго Гомер и Гесиод сохраняли для эллина значение историков, лучше всего показывает пример Страбона, одного из просвещеннейших людей Эллады I века по Р. X. «Илиада» и «Одиссея» имеют, по его мнению, историческую основу, которую географ и пытается многократно восстанавливать с помощью приемов древнейших эллинских историков. Вопреки Эратосфену, Страбон не допускает оценки Гомера с художественной только точки зрения и в одном месте «Географии» замечает, что скорее можно доверять героическим поэтам Гесиоду и Гомеру, нежели Ктесию, Геродоту, Гелланику и другим подобным.

Ввиду сказанного ясно, что для массы эллинского народа Гомер, Гесиод и вообще древние поэты были настоящими историками и что присутствие в их трудах чудесного элемента скорее укрепляло, а не ослабляло доверчивое отношение к ним наивного эллина.

Таким же значением, только, быть может, в большей еще степени, пользовались следовавшие за Гомером и Гесиодом киклики, деятельность которых помещается приблизительно между началом олимпиад и концом VI века до Р. X. Киклики черпали материал для своих произведений из того же источника, что и Гомер, подобно ему верили в историческую действительность мифических и легендарных личностей и событий, но обладали меньшим художественным дарованием и преследовали несколько иные задачи. Они стремились обнять мифическую старину во всей полноте ее, начиная от сотворения земли и первого человека и кончая историческим временем; несравненно больше Гомера они были заинтересованы в последовательной передаче длинного ряда событий, наполнявших известный период времени. Киклики или продолжают гомеровские поэмы, или рассказывают о событиях, предшествовавших подвигам и испытаниям гомеровских героев, или отправляются, как от исходных пунктов, от кратких указаний или намеков, содержащихся в «Илиаде» и «Одиссее», и затем развивают их дальше в ряде картин со множеством подробностей и действующих лиц. Художественный интерес боролся у кикликов со стремлением к фактической обстоятельности и хронологической последовательности, благодаря этому позднейшая древность обязана была главным образом кикликам сохранением большинства мифов и героических сказаний; при этом несравненно точнее, нежели у Гомера, басни были приурочиваемы к определенным местностям.

Предположительно иллюстрированная рукопись «Илиады». V в.

Таким образом, хронология, хотя и весьма несовершенная, и топография, во множестве случаев мифологическая, составляющие необходимые элементы истории, заметно входили в план киклических произведений и приближали их к историческому виду сочинений в позднейшем смысле слова. За такие свойства киклики удостаивались названия «исторических поэтов», и творчество их обозначалось тем же термином, что и составление исторического труда (suggrayfein), а по свидетельству Прокла, большинство ценило и сохраняло произведения эпического цикла не столько за их поэтические достоинства, сколько за последовательность изложения. С другой стороны, прозаический историк Дионисий из Милета или из Митилены носил название киклического писателя (kuklograyfoj). Конечно, с точки зрения собственно художественной приемы кикликов не были удовлетворительны, что и отмечает Аристотель в своем рассуждении о поэзии; но тем в большей степени отвечали произведения их интересу публики к истории.

Если от кикликов мы обратимся к элегии, лирике и драме, то и здесь в огромном числе случаев заметим особенное внимание поэтов к историческим фактам, современным и прошлым. Каллип, Феогнид, Солон, Пиндар и другие лирики отводят в своих произведениях видное место историческим событиям, намекам и критическим о них замечаниям. Эсхил, «отец трагедии», ставит на сцену вполне историческую драму «Персы» в трилогической связи с «Финеем» и «Главком»6
Тетралогия состояла из пьес: «Финей», «Персы», «Главк», «Прометей».

И, по всей вероятности, низводит историческое, близкое ему событие к началам мифическим. Эсхилова трагедия представляет много общего с изображением тех же событий и с освещением их у Геродота. Обрабатывая для сцены мифологические сюжеты, афинские трагики не раз пользовались мифическими именами и положениями для того, чтобы высказываться в том или ином смысле о событиях и личностях современных.

Наконец, всякий знает, что в истории эллинской литературы был особый вид драмы, так называемая древняя аттическая комедия с Аристофаном во главе, вся посвященная наблюдению и оценке современных исторических явлений, между прочим, по сравнению с фактами прошлого, и несомненно свидетельствующая о живейшем интересе афинского народа к отечественной истории.

Как бы в противоречии с этим, так сказать, историографическим настроением и поэтов, и публики стоит общеизвестный факт сравнительно позднего появления в Элладе историографии прозаической, посвященной собственно записыванию или восстановлению исторических данных и распределению их в смысле хронологической и прагматической последовательности. Дальше этого эллинская историография и не пошла; она никогда не поднималась до задачи выяснить тот порядок, или закон, по какому следуют одна за другой группы общественных явлений, объединяемые в данный период господствующим настроением мысли и чувства и обнаруживающие в своей последовательности постепенное совершенствование.

Дело в том, что во всех поименованных выше случаях изложение и задачи истории находятся в подчинении у поэзии, в зависимости от поэтической или художественной тенденции автора, подобно тому как в той же поэзии находили себе выражение религиозные потребности древнего эллина, стремление его к точному знанию, вопросы личной и общественной морали и т. п. Правда, такая совместность в разработке задач дала в результате неподражаемые гомеровские поэмы и немного лишь уступающие им аттические трагедии, обеспечивая в то же время силу, продолжительность и всесторонность воздействия на публику. Тем не менее дальнейшие успехи умственной производительности древнего эллина достигнуты были при посредстве дифференцирования предметов и тенденций и образования отдельных дисциплин на месте первоначально общей творческой деятельности поэтов. Единовременно с этим совершалось в обществе расчленение на группы по свойству стремлений каждой из них, по степени разумения ими теоретических и практических вопросов, причем органом нового движения являлась литературная прозаическая речь, которой пользуются для различных целей историки, географы, ученые, философы, ораторы. Задачей поэзии становилось не изображение внешних событий, но все более и более детальное воспроизведение душевных состояний типических личностей. Потребность в истории искала более соответствующего удовлетворения. Правда, вскоре не замедлила обнаружиться и отрицательная сторона процесса дифференцирования: первый великий прозаик Гераклит имеет в виду только отборную публику и пишет темной речью; за ним следуют в том же направлении несколько других философов; изысканностью и относительной неясностью речи отличаются Эсхил и Фукидид, но в общинах демократических, особенно в Афинах, это значительно умерялось противоположным общественным настроением7
«У нас одни и те же лица, – замечает Перикл, – ведут и свои домашние и политические дела; отдаваясь другим занятиям, наши сограждане достаточно понимают политические вопросы. Лишь мы одни считаем не бездеятельным только, но и бесполезным человека, который вовсе не участвует в общественных делах». Фукидид, II, 40. Ср. Геродот, V, 29: хорошие земледельцы – достойные правители государства.

Условия, благоприятные для дальнейшего преуспеяния, сложились еще раньше в колониях, преимущественно малоазийских. Географические удобства, благодатные свойства климата, отсутствие стеснительных привилегий и предрассудков, покинутых в метрополии, быстро создавали на новых местах материальный достаток и будили дух предприимчивости и исследования; необходимость устраиваться сызнова в новой обстановке и рассчитывать во всем на собственные силы, многоразличные сношения с иноземцами воспитывали в колонистах чувства независимости, терпимости и равенства, возбуждая вместе с тем сознательное, критическое отношение к окружающему. Торговля и знакомство с отдаленными странами и народами расширяли географический кругозор колонистов и исправляли некоторые мифологические представления, заменяя их точным знанием местностей и обитателей. Наконец, правильные сношения с Египтом, установившиеся с конца VII века до Р. X. – Навкратис был основан в ол. 37, 3, – открывали древнему эллину чудесный оригинальный мир с культурой, во многом опередившей эллинскую образованность, с неизвестным еще для эллинов запасом точных знаний по математике и астрономии; с этого времени посещение Египта становилось чуть ли не обязательным для образованных или ученых людей Эллады. В частности, сношения с Египтом обеспечивали для эллинов более или менее правильное получение папируса, сравнительно удобного и дешевого писчего материала; употребление его было необходимым условием прозаической письменности и в то же время облегчало распространение знаний в массе.

Во главе умственного и экономического движения стоял до начала V века Милет, хотя о какой-нибудь централизации в то время не может быть и речи. Каждая область, каждый островок, каждый город, находившиеся в благоприятных условиях для деятельности, развивали собственные силы, привнося что-либо свое, оригинальное, в общую сокровищницу древнеэллинской образованности. Благодетельные последствия этой независимости и многочисленности культурных центров в древней Элладе настойчиво и многократно отмечает один из недавно умерших знатоков эллинской древности Т. Бергк8
Бергк обращает внимание на то, что даже жители одной Аттики, т. е. в политическом смысле афиняне, разнились между собой по отдельным деревням и околоткам.

Вот те условия, при которых вступила в литературу прозаическая речь в древней Элладе, возникла и окрепла эллинская историография как особый вид литературы с собственными задачами и приемами изложения.

II

По словам Страбона, проза развилась постепенно из поэзии. «Прежде, – говорит он, – появилось на свет и приобрело славу поэтическое изложение; потом, подражая ему, разрешая стих, но сохраняя прочие поэтические особенности, писали свои произведения Кадмы, Ферекиды, Гекатеи; затем позднейшие писатели, постоянно отнимая что-либо из поэтических свойств, низвели речь до ее настоящего вида, как бы с какого-нибудь возвышенного положения»9
Основанием для такого взгляда могли служить примеры Акусилая, переложившего поэмы Гесиода в прозу, Гелланика, писавшего прозой и стихами, наконец, предание об эпическом поэте Евмеле (ол. 9), будто бы написавшем прозой историю Коринфа.

Мнение Страбона, до последнего времени господствовавшее в филологической литературе, имело под собой, между прочим, видимую хронологическую последовательность поэтических и прозаических произведений, источник его – тот же самый, что и другого, еще более распространенного и не менее ошибочного представления о возникновении аттической драмы из эпоса и лирики. На самом деле каждый вид эллинской литературы, равно как и прозаический отдел ее, имел свое собственное начало, которое может быть прослежено до незапамятной древности.

Подлинный источник прозы – обыденная разговорная речь, а подлинно первоначальный опыт ее – та запись или надпись, которая впервые понадобилась древнему эллину для сохранения на память какого-либо события из личной, семейной или общественной жизни.

Древнегреческий историк и географ Страбон

Уцелевшие до нашего времени обломки древнейшей прозаической письменности, принадлежащие далеко не первым шагам на этом поле, отличаются такой краткостью, отрывочностью, примитивностью изложения, что не позволяют и думать о влиянии поэзии на первые опыты прозы или о преемственной зависимости последней от первой. Отрывки эти неопровержимо свидетельствуют, что с самого начала эллинская проза шла своей дорогой и первыми успехами обязана была собственным усилиям, а не услугам поэтической речи. В этом именно смысле высказывается и упомянутый выше немецкий ученый. «Уже в самом начале, – замечает Бергк, – старательно соблюдалась пограничная линия между поэтической и прозаической речью. Изложение прозаическое было просто и безыскусственно; предложения и мысли располагались в нем в ряд, слабо связанные между собой. Достойно внимания, как поэзия, задолго до того достигшая соединения предложений в периоды и мастерски ими пользовавшаяся, как она мало воздействовала на прозу древнейшего времени. Прозаическая речь, движущаяся по гладкой поверхности, представляла с самого начала отдельный вид, умышленно (?) отрекавшийся от искусственных средств поэзии».

Прежде всего трудно допустить, чтобы древний эллин, по усвоении финикийского алфавита и по применении его к фонетике родного языка, долго воздерживался от употребления прозаического письма для различных ближайших целей. Дошедшие до нас надписи не восходят дальше VIII века до Р. X., но это не значит еще, что более древних надписей вовсе не было. Для позднейших историков, не исключая и Геродота, важнейшим источником достоверных сведений о старине служили краткие документы, хранившиеся в храмах и на публичных местах городов. Это были главным образом списки имен государственных чиновников – в Спарте царей и эфоров, в Афинах архонтов – или же жрецов, жриц и победителей на народных состязаниях. Так, известны перечни жриц Геры Аргосской и жрецов Посейдона в Галикарнассе, списки победителей на Олимпийских играх, с начала III века до Р. X. легшие в основу счисления по олимпиадам, и на других общеэллинских празднествах; наконец, существовали списки победителей на Карнейском празднестве в Спарте. Подобные документы содержали в себе рядом с именами и краткие заметки о выдающихся современных событиях. Сверх того было немало надписей на пограничных столбах, на пожертвованных в храмы предметах: треножниках, статуях и т. п. Святилищем, богатейшим подобными приношениями, было, несомненно, дельфийское. Гробницы также часто украшались надписями. В этих случаях в надписи входили более или менее определенные хронологические даты и краткие повествования о подвигах отдельных граждан или целых государств.

По мере развития городов памятники письма умножались и увеличивались в объеме; колонии шли, разумеется, впереди метрополии. Отдельные распоряжения властей или постановления Народных собраний, коммерческие сделки и политические договоры, наконец, собрания законов – все это требовало прозаического письма и подготовляло вкусы публики к чисто литературным произведениям в прозе. Древнейшее писаное законодательство Залевка появилось в Локрах Эпизефирских около 660 года до Р. X., а вскоре после того для Катаны и других халкидских колоний в Великой Элладе обнародованы были так называемые законы Харонда. В 621 году появилось в Афинах записанное обычное право Аттики под именем законов Дракона, а в 694-м выставлены на афинской площади Солоновы законы.

Лет двадцать-тридцать спустя появляется в Милете (около ол. 50) первый опыт прозы для целей литературных, именно историко-географический труд Кадма, первого прозаического писателя, по свидетельству Плиния, Порфирия и других. За ним следовал целый ряд историков-прозаиков, обозначаемых обыкновенно по почину Фукидида именем логографов. Памятниками этого периода историографии, не включая сюда Геродота, служат для нас сравнительно немногочисленные и ничтожные отрывки нескольких логографов10
В разряд логографов заносит Фукидид и Геродота, – Геродота, быть может, преимущественно перед прочими. Так были названы им предшествовавшие историки-прозаики в отличие от поэтов. Гекатей называется у Геродота λογοπαι, прозаиком, как Ктесий называет самого Геродота. Из новых ученых Крейцер, а за ним и другие перевели Геродота из рядов «логографов» в число «историков». У Фукидида, от которого заимствован термин, слово «логографы» имеет общее значение «прозаических писателей».

: Гекатея из Милета, Акусилая из Аргоса беотийского, Харона из Лампсака, Ксанфа из Лидии, Гелланика из Митилены и Ферекида из Лера. От прочих уцелели одни имена, да разве названия сочинений: Кадм и Дионисий из Милета, Гиппий из Регия, Деиох и Бион из Проконнеса, Дамаст из Сигея, Евгеон из Самоса, Демокл из Фигел, Евдем из Пароса, Амелесагор из Халкедона «и многие другие», заключает Дионисий. Все это были предшественники или старшие современники Геродота; каждый из них прибавлял что-либо к эллинской историографии и в смысле материала, и в смысле усовершенствования прозы и выработки соответствующих приемов. Усиленная деятельность логографов свидетельствовала, что в обществе возрастал живой интерес к предметам географии, этнографии, хронологии, истории самим по себе, независимо от художественного изложения.

То самое, что прежде составляло задачу и давало мотивы для поэтической разработки, излагалось теперь простой разговорной речью без поэтического воссоздания душевных состояний героев, с единственным намерением закрепить факты письмом. Сходство с прежними поэтами обнаруживалось в миросозерцании, отчасти в материале, в неизменной вере в мифические события, но тем очевиднее становилась разница между поэтами и историками в обращении с материалом. И у историков немногие достоверные данные мешались со всякого рода мифами и баснями, документальные хронологические показания заносились в один ряд с вычислениями по мифологическим родословным. Но само обнажение письма от красот поэтического вымысла способно было возбуждать сомнение в достоверности или возможности некоторых, по крайней мере наиболее чудовищных, образов и положений, призывало читателя к критике.

Источниками для логографов, как историков прошлого, служили, кроме скудных документальных свидетельств, те же самые устные предания, из которых черпали поэты, рассказы жрецов и, наконец, произведения этих самых поэтов. Таким образом значительная доля труда логографов в этой области сводилась к прозаическому переложению известий о лицах и событиях, воспетых ранее Гомером, Гесиодом, кикликами и другими поэтами. Акусилай перекладывает в прозу, не без некоторых отступлений впрочем, поэмы Гесиода, Дионисий из Милета называется «киклическим писателем», а иные киклики цитировались в древности как «поэтические историки». Только в таком смысле можно и должно допускать влияние поэзии на прозаическую историографию и некоторую преемственность последней от первой. Влияние другого рода, более прямое и действительное, поэзии на прозу принадлежит позднейшей поре историографии, обнаруживаясь впервые на Геродоте. И в этом отношении аналогия прозы с драмою очевидна: о влиянии эпоса на драматургов доэсхиловских мы не знаем ничего, тогда как Эсхил, по преданию, называл свои трагедии крохами от гомеровской трапезы. Достаточно вспомнить здесь, как ближайший наставник Геродота Паниасис обработал Геракловы легенды в четырнадцати песнях и в значительной поэме изложил странствования ионян и судьбу их колоний и как наш историк под влиянием родственника – поэта обращал особенное внимание на те же предметы. Потому зависимость Геродота от эпической поэзии не подлежит сомнению. «Один только Геродот был вполне гомеристом», – замечает о нем Лонгин. Близость к Гомеру видна на каждой странице Геродотова текста, доказана учеными давно и состоит не в тождестве отдельных только слов и оборотов, но также во всем плане труда и в общем его характере.

При некоторых индивидуальных особенностях древнейших историков в соединении с последовательным преуспеванием историографии, труды логографов имели многие общие черты. Согласно господствовавшему в обществе интересу к судьбе колоний и их метрополий, к древним эллинским родам и племенам, к посещаемым народам и странам, сочинения логографов распадались по содержанию, говоря вообще, на историко-генеалогические и географико-этнографические. Первые состояли главным образом в последовательном изложении судеб героев местных и общих, с прибавлением в начале космогонии и теогонии и с переходом в конце к историческим личностям и событиям, вторые – в перечислении географических пунктов с упоминанием относящихся к ним предметов: обитателей, животных, растений, храмов и т. д. и т. д. Истории городов (ktiўseij poўlewn) приурочивались к судьбам племен или родов и излагались по мифологическим родословным.

Для характеристики сочинений первой категории мы ограничимся немногими примерами. От одного из логографов, Ферекида, осталось около 120 отрывков его «Истории», уже в древности делившихся на десять книг. Это – ряды легенд, приуроченных к Фессалии, Беотии, Арголиде и другим частям Эллады и расположенных в хронологической последовательности. «Героегонии» предшествовала, должно быть, вкратце, теогония, а заключение составляли, по всей вероятности, еще более краткие упоминания об исторических деятелях с относящимися к ним историческими событиями: так, род Филаидов доведен до марафонского победителя, упоминается скифский царь Иданфура, очевидно, Геродотов Иданфирс, относящийся к концу VI века до Р. X. Потомство Аполлона, Посейдона, Геракла, Персея, Агенора, Инаха и других, начиная от божественных родоначальников их и кончая человеческими представителями, излагались на основании народных сказаний и поэтических произведений, с большими или меньшими подробностями, в порядке смены одного поколения другим. Во многих случаях историк отступал от общераспространенной редакции различных сказаний. Одно это обстоятельство способно было поколебать веру читателей в священную неприкосновенность традиций.

Так, по Гесиоду, Тифон низвергнут в Тартар, а у Ферекида он погребен живым под островом Питекуса; у него особые варианты генеалогии Ехидны, сказания об Электрионе и Амфитрионе, о задушении Гераклом змей и пр.

От «генеалогий» другого историка, Гекатея, уцелело 37 отрывков, составляющих ничтожный обломок героической истории Эллады. Это был перечень поколений Девкалиона и других эллинских героев, родоначальников отдельных частей эллинского племени, и этот историк в изложении судеб героев не раз уклонялся от общепринятых редакций. Если нет никаких следов того, чтобы Гекатей связывал героогонию с теогонией, все же несомненно, что человеческий род он ставил в преемственную связь с мифическим поколением героев и богов. Так, свою собственную родословную он возводил в шестнадцатом колене к божеству11
Геродот, II, 143.

Ей предшествовали так называемые логографы - это были первые прозаики, которые описывали буквально все подряд. Нет сомнений в том, что историю как жанр придумали именно древние греки. Конечно, у других народов были анналы, летописи и хроники, но первые исторические сочинения появились именно у греков. Вообще описания исторических событий пользовались у них большой популярностью.

История воспринималась как литературный жанр, и муза истории Клио стоит в одном ряду с Терпсихорой и другими музами. Это означало, что в античном мире к историческим трудам предъявлялись определенные требования: они должны быть риторически оформлены (содержать речи исторических деятелей), стилистически красивы, читабельны. Но, помимо стилистики, у исторических сочинений есть еще ряд очень важных отличий от логографов и анналов. И самое главное из них - критическое отношение к источникам.

У отца истории Геродота был серьезный мотив для создания своего труда - такое выдающееся событие, как Греко-персидские войны (499–449 гг. до н. э.). Как правило, греки записывали современные им события, очевидцами которых им довелось стать. Геродот же не был современником Греко-персидских войн в полном смысле этого слова, так как он родился во время них. Тем не менее у него была возможность беседовать с непосредственными участниками событий.

Сочинение Геродота при всей его значимости отличается наивностью, у него масса лирических отступлений от темы. Поставив себе целью рассказать о Греко-персидских войнах, он отвлекается на описание Персидского царства, завоевание персами Египта, рассказы об их других военных походах. Конечно, историки стран Древнего Востока очень благодарны ему за это, но вот историю самих Греко-персидских войн он начинает только с середины своего труда. Геродот использовал мало письменных источников, но это понятно: в его время их было не так уж и много. В основном он опирается на устные источники, и поэтому достоверность его произведения сильно зависит от информаторов.

Геродот много путешествовал, побывал в Египте, на Ближнем Востоке, в Северном Причерноморье, он жил на острове Самос и в Италии, ― одним словом, у него был очень широкий географический кругозор. Он любил описывать обычаи различных регионов, но все же очень сильно зависел от своих информаторов, и поэтому его рассказ о Египте получился просто фантастическим, так как местные гиды рассказали ему массу небылиц, которые он охотно записывал.

Геродот довольно беспристрастен в своей «Истории». Хотя он и симпатизирует Афинам, но старается описать вклад в войну других полисов. Антипатии к персам он не испытывает и старается описать эту эпоху как драму, но не как победу хороших греков над плохими варварами. Его «История», скорее всего, не закончена, так как обрывается на событиях самого начала 470-х годов. Но он успел описать изгнание персов из Балканской Греции, и в целом исход войны был понятен.

Казалось бы, ответ на «вопрос об отцовстве», о родоначальнике исторического жанра очевиден. Однако нередко в качестве истинного отца истории рассматривается Фукидид. Есть предание, согласно которому Фукидид слушал сочинение Геродота в юности и тогда уже решил, что он пойдет другим путем и будет описывать историю иначе. Поколение Фукидида хоть и не сильно моложе поколения Геродота, лет на двадцать пять, но все-таки уже другое, и, что особенно важно, оно уже достаточно образованное. Фукидид обучался в школе софистов, придерживался рационалистических взглядов. Геродот же безоговорочно верил чужим словам и был достаточно суеверным.

Фукидид решил описать Пелопоннесскую войну (431–404 гг. до н. э.) и, таким образом, превзойти историка Геродота. В чем-то это ему удалось. Современные историки предпочитают называть «отцом истории» Геродота, но именно Фукидида считают основателем научной историографии. Предоставляемые им сведения достаточно достоверны. Первая часть его книги - «Археология» - посвящена истории Греции до Пелопоннесской войны, где он показывает значение этой войны, ее масштаб и роль в истории. Особенно важно, что он был участником описываемых событий. Очень сложно объективно описать события, очевидцем и участником которых довелось стать: это требует большой отстраненности и мужества. Он сразу почувствовал значение этой войны, а толчком стало его военное поражение от спартанского полководца Брасида в 424 году, которое он описал очень достойно. Кроме того, Фукидид не любил демагога Клеона, своего соотечественника, по инициативе которого он был изгнан. Тем не менее он старается даже его деяния описывать по возможности достоверно. При этом Фукидид не искажает события, однако использует метод умолчания.

Фукидид успел описать только двадцать лет войны. После его смерти его последователь Ксенофонт получил у дочери Фукидида рукопись и издает ее (в то время рукописи издавались путем переписывания). «История» Фукидида становится очень популярной, и прежде всего из-за актуальности темы и ее значения, а также мастерства изложения. У Фукидида тут же появляется масса последователей, большинство текстов которых до нас не дошли. Полностью сохранился лишь труд Ксенофонта «Греческая история», который продолжил описание событий Пелопоннесской войны.

В нашем обычном представлении наука развивается постепенно ― от низкого уровня к более высокому. А с античной историографией получилось так, что высокий уровень был задан с самого начала и одни из первых произведений этого жанра стали классическими. Хотя, конечно, мы не можем знать наверняка, как в этом смысле развивалась история: традиция отобрала одних, а другие канули в Лету. Во время «греческого возрождения», в первые века Римской империи, Фукидида даже упрекали в антипатриотизме: дескать, Геродот выбрал тему борьбы с варварами, а Фукидид описывал лишь усобицы между греками. Поэтому Геродот считался более «правильным», хотя стилистику Фукидида оценивали выше.

С началом Нового времени о Фукидиде вновь вспоминают. В эпоху Просвещения история зарождается как наука, и многие исследователи уже считают, что историческая наука восходит не к Фукидиду, а к XVIII веку. И хотя труд Фукидида считается классическим образцом исторического сочинения, слава «отца истории» все же остается за Геродотом.

Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, профессор РГГУ и ГАУГН.

Имя: Геродот Галикарнасский

Годы жизни: около 484 года до н. э. - около 425 года до н. э.

Государство: Древняя Греция

Сфера деятельности: История, философия

Величайшее достижение: Получил прозвище «Отец истории». Стал автором первого сохранившегося "учебника истории"- «История»

Геродот (484 г. до н. э. ‒ 426 г. до н. э.) ― первый историк в Греции и во всем западном мире. Полностью до нас дошло одно его произведение ― «Истории», сочинение в девяти книгах, где Геродот подробно рассказал о войне Греции против всемогущей Персидской империи, которая закончилась победой греков над Дарием Великим и его сыном Ксерксом. Геродотом зачастую движут нравственные и религиозные чувства в описании им истории, она часто перемежается описательными и этнографическими экскурсами в обычаи варварских народов, однако уже в древние времена работы историка были ценны своей новизной и новой информацией. Недаром Геродота назвали «отцом истории».

Геродот родился в Галикарнасе (ныне Бодрум, небольшой турецкий городок Азии). Дата его рождения неизвестна, но предполагается, что это 484 год до нашей эры. К тому времени дорийская колония Галикарнаса находилась под персидским владычеством и управлялась тираном Лигдамисом. Следовательно, но в их жилах текла греческая кровь, и вполне вероятно, что семья принадлежала аристократии Галикарнаса.

Когда Геродот был еще ребенком, его семья вынуждена была покинуть родину и переехать на остров Самос, так как в стране началось восстание против Лигдамиса, в котором умер Панаис, дядя или двоюродный брат будущего историка. Здесь Геродот погружается в мир ионийской культуры. По мнению ученых, именно на Самосе он изучил ионийский диалект, где написал свою работу. Однако современные исследователи доказали, что этот диалект также широко использовался в Галикарнасе.

Почти наверняка известно, что незадолго до 454 года до н. э. Геродот вернулся в Галикарнас, чтобы принять участие в свержении Лигдамиса (454 г. до н. э.), сына Артемисии, представителя тирании в Карии, которая в то время доминировала в политической жизни колонии.

Следующая известная дата из биографии Геродота ― основание в 444-443 до н. э. на месте разрушенного Сибариса колонии, которую назвали Фурии. Неизвестно, принимал ли Геродот участие в первой экспедиции, которой руководил Перикл, но он получил гражданство этой колонии.

Некоторые из его биографов сообщают, что в эти десять лет между падением Лигдамиса и прибытием в Фурию (444-454) Геродота приглашали в несколько греческих городов с предложением декламировать его произведения. Говорят даже, что он получил десять талантов за выступление в Афинах, что сейчас кажется маловероятным, хотя эта легенда свидетельствует о том, насколько добрый прием был оказан ему там.

Одним из сильнейших впечатлений политической и культурной жизни Афин для Геродота было пребывание в Афинах Перикла. Там же Геродот мог встретить Протагора, основателя софистики, и Софокла, великого поэта-трагика, который мог оказать влияние на исторические работы Геродота. Также еще до основания Фурий Геродот посетил города и страны, о которых он упоминает в своем труде: мы знаем, что четыре месяца он пробыл в Египте, а позже отправился в Месопотамию и Финикию. Еще одно путешествие привело его в страну .

Все эти поездки были вдохновлены желанием Геродота расширять кругозор и насыщать свою тягу к знаниям, что характеризует его как человека любопытного, наблюдательного и всегда готового слушать. И все эти качества сочетаются с большими энциклопедическими знаниями. Паломничество Геродота окончилось в Фуриях, где он прожил, по меньшей мере, несколько лет, хотя очень мало известно об этом последнем этапе его жизни.

Аристофан написал пародию на труд Геродота, насколько это известно, около 425 г. до н. э. Последние события, упомянутые в истории Геродота о Греции, относятся к 430 г. до н. э. Считается, что историк умер в Фуриях между 426-м и 421-м годами до н. э.

«Истории» Геродота

Работа, благодаря которой Геродот Галикарнасский получил прозвище «отец истории», первоначально не имела заголовка и не была разделена на главы. На девять книг, каждая из которых озаглавлена именем одной из муз, ее поделили александрийские ученые. В первых пяти книгах описываются подробности военного дела. Остальные четыре книги ― это описание войны, кульминацией которой является вторжение в Грецию персидского царя Ксеркса и великие греческие победы на острове Саламине, у города Платеи и на мысе Микале.

Если попробовать упрощенно описать, какова основная тема «Историй», можно сказать, что это войны, а также отступления, рассказывающие об отдельных реалиях древнего мира. Но конечно же, хроника Геродота сложна, и трудно однозначно определить, о чем она: автор преследует не одну цель повествования, использует самые разнообразные ходы для их достижения, части очень отличаются друг от друга, поэтому вначале трудно увидеть принцип, объединяющий их все.

В поисках историй Геродот много путешествовал по всему миру. Именно благодаря путешествиям он получил столько информации: в одних историях он описывает то, что увидел своими глазами; другие услышал от людей, которых встречал; многие истории ― его собственные исследования, а какие-то в результате его работы оказались противопоставленными устным традициям. Геродот находил археологические останки и памятники, прибегал к помощи местных жрецов и ученых. Так, например, исследование мифа о Геркулесе привело его к финикийскому источнику. Обратите внимание, как Геродот сопоставляет разные элементы и как пользуется источниками информации, даже когда, по его мнению, они ненадежны: «Мой долг ― сообщить обо всем, что сказано, но я не обязан верить всему этому в равной степени» (lib. 7, 152).

Собственно, с самого начала Геродот заявляет, что его задача состоит в том, чтобы рассказать о событиях и достижениях людей и, более конкретно, о войне между греками и варварами. Ядро истории ― это, конечно же, история военного столкновения Востока с Западом, но это приводит к тому, что Геродот вставляет многочисленные отступления на протяжении всей своей работы. Это позволяет читателю приблизиться к тем странным и далеким землям, которые так или иначе связаны с персами. Таким образом, его повествование не является целостным, оно движется вслед за мыслью автора, часто ассоциативной: различные страны и регионы появляются в тот момент, когда они каким-то образом связаны с персами.

Надо заметить, что эти отступления чаще встречаются в первых книгах «Историй», а вот уже к середине труда их гораздо меньше, что свидетельствует о конфронтации между и Персией. Затем начинается рассказ, гораздо более сжатый и объективный, с анализом и гораздо более тщательным исследованием данных. Таким образом, в работе Геродота обнаруживается множество стилей, выбор которых зависит от источника, откуда взяты материалы: для описания экзотических стран взяты записи о его путешествиях и информация, полученная из вторых рук, как устная, так и записанная, например, логографами ― сочинителями-прозаиками. А вот рассказывая о войне, занимающей центральное место в истории, Геродот обращался к документам более доступным и надежным. Таким образом, Геродот сочетает в себе навыки великого рассказчика и историка, проясняющего реальную картину событий, пробираясь сквозь путаницу многочисленных источников.

Этнографические отсылки

Эта неоднородность материалов позволила выдвинуть гипотезы о происхождении сведений, отраженных в труде: внутренние и внешние характеристики исследований различных народов были посвящены главным образом персам, и этим можно объяснить, почему изначально автор сосредоточился на историческом и этнографическом описании Персидской империи. Но по ходу работы над повествованием Геродот увлекся захватывающими событиями военного конфликта с Грецией, которые имели значение для него и для его читателей.

После того, как все отрывки были соединены, их последовательность оказалась нелогичной: одни встали в нужное место, согласуясь с хроникой персидских завоеваний (например, рассказы афинян о , к которому проявился большой интерес); повествования о других народах, например, о лидийцах, переместились туда, где они соответствовали теме; а третья группа рассказов, в конце концов, (например, случай с одним из ассирийцев), вообще никак не связана с хронологией. Таким образом, повествование сохранилось как собрание независимых пассажей, представляющих собой логосы или вступления, которые были предназначенные для чтения перед аудиторией.

Предшественники Геродота, именуемые логографами, просто интересовались исследованиями, систематизировали мифические истории о божественном и человеческом происхождении в генеалогии и хрониках, собирали новости о географических открытиях.

Естественно, Геродот по-прежнему очень близок к стилю и методам логографов ― легкое плавное повествование, присущее ионическому диалекту. В действительности, он отходит от мифологии, что дает ему больше возможностей для географических и этнографических описаний многочисленных путешествий. Прежде всего, он интересуется всем тем, что показалось ему странным и необычным, и его описания, по существу, являются собранием случаев, которые произошли непосредственно с ним, или рассказов о народах и странах, услышанных им от других людей. И поскольку Геродот приводит подробные конкретные и живописные примеры, не делая упора на важности каких-либо фактов, его работа местами приобретает очарование сказки.

Несмотря на архаичные черты исторического повествования, метод Геродота отличается критичностью: он знал, в какой последовательности происходили события, вести о которых поступали из Египта, или мог отличить события, свидетелем которых был он сам, от тех, которыми с ним поделился кто-то другой. Фактически, термин «история» происходит от греческого слова ἱστορέω , которое означает «узнаю, исследую, спрашиваю». Тем не менее, Геродот лишен субъективности (обнаружены следы даже софистской школы), но нечасто позволяет себе высказывать собственное мнение и предпочитает позволить читателю судить самому.

Несомненно, Геродот периодически допускает ошибки, довольно грубые и даже невежественные; но неоднократные попытки историков доказать его недобросовестность как автора, потерпели неудачу. Такое изложение событий характерно для обычного человека, которого не особо интересуют великие политические, социальные и экономические явления. События в государстве часто описываются как анекдотическая ситуация из биографии правителя или других важных героев. Но Геродот, без сомнения, не игнорирует первопричины крупных событий, просто они отодвигаются на второй план, давая место личным переживаниям. Также самые важные события, такие как и Платеях, переполнены подробностями об отдельных приключениях, о героизме, советах и ​​памятных фразах, и практически перекрывают собой сами исторические события.

Религиозная и этическая основа

Корни философии «Историй» Геродота ― в моральных и религиозных идеях старого ионического мира. Экспансия персов заканчивается катастрофой: он сравнивает персов с богами, завидующими процветанию и могуществу. Никакая сила в мире, никакое событие не спасут людей от зависти богов; таков их удел, подобный тем, что описаны в трагедиях .

В изложении Геродота очевидна политическая линия: он осуждает тиранию и недвусмысленно поддерживает идеи свободы. Именно самодисциплина каждого отдельного человека дала возможность грекам устоять против восточного деспотизма. Конечно, Геродот пристрастен, он часто выражает теплое сочувствие грекам в целом и афинянам в частности, вероятно, такое его отношение возникло в тот период, когда он виделся в Афинах с Периклом. Геродот подчеркивает этическое превосходство греческих гражданских свобод и героизм, в совершенстве проявленный его гражданами. Также часто Геродот восхищается культурой народов, которые он называет варварами, к ним же он причисляет Персию, великих ее царей или замечательные факты из жизни солдат.

Хроника Геродота заканчивается похвалой персам, которые предпочли остаться бедными, отказавшись от доминирования, ― им достаточно того, что они живут в комфорте и служат другим. Геродот хвалит в них то качество, которым обладают герои . Таковы детали, вполне уместные для финала истории описания греков и персов, написанной греком. Все произведение проникнуто сочувствием Геродота, который умел достучаться до своего читателя.

Влияние Геродота

Несмотря на огромные успехи, достигнутые Геродотом, его труд подвергся критике более поздних историков. Они обвиняли его в том, что он искажает данные. Одним из его первых критиков был Фукидид, который считает, что его метод эфемерен и действует только одно мгновение, то есть пригоден только для чтения и наслаждения.

На самом же деле, сочинение Геродота стало важным источником для всех историков древнего мира, которые постепенно вносили изменения в знания о других странах, далеких и экзотических. В период эллинизма работа Геродота приобрела большую актуальность благодаря новому прочтению некоторых его рассказов, пришедшихся по вкусу современникам. Знаменитый ученый Аристарх провел обзор работ и доказал, что истории Геродота могут считаться точкой отсчета для модели познания мира.

Также ценили Геродота и римляне. Именно римский философ и оратор назвал его «отцом истории». Многие римские историки использовали его в качестве источника, брали цитаты из историй. В средние века, в период, когда греческий язык получил новый статус, Геродота продолжали читать, благодаря латинским историкам, которые включали в свои истории некоторые из его анекдотов. Его звезда снова воссияла благодаря достижениям гуманизма: первым, кто решился перевести работу на латинский язык уже в начале XVI века (в 1520 году), был Альд Мануций.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Здравствуйте, в эфире радиостанция «Эхо Москвы», и в телеэфире тоже, это программа Натальи Ивановны Басовской и Алексея Венедиктова «Все так». Сегодня мы будет говорить о Геродоте. Правда мы не знаем, существовал ли он или нет, но мы попробуем в этом разобраться.

Н. БАСОВСКАЯ: Кажется, существовал (смеется)

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нам кажется, что существовал. Есть две вещи. Первое, хочу вам сказать, что в четвертом номере журнала «Дилетант» есть статья Натальи Ивановны Басовской «Мнимый больной»…

Н. БАСОВСКАЯ: Остроумно назвали, замечательно.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да-да-да. Вот. Про одного из наших героев. И второе: в том же четвертом номере «Дилетанта» мы опубликовали демонстрационный вариант ЕГЭ 2012-го года для 11-х выпускных классов. Нам Министерство образования дало вот как бы этот демонстрационный вариант, и в четвертом номере вы можете попытаться прорешать его за определенное время, купив журнал, и посмотреть, как оно у вас получится. Это, собственно, к одиннадцатиклассникам и их родителям, дедушкам, бабушкам. Хотел бы разыграть… сразу хочу сказать, «Геродота» у нас, к сожалению, десять штук нету, у нас есть книга из серии «ЖЗЛ» Игоря Сурикова «Сократ», тоже неплохой.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да. И вот я хочу сказать… задать сложный вопрос, сложный вопрос, он правда очень сложный. В 425-м году до нашей эры, в год смерти Геродота (предполагаемой, естественно), Спарту постигло невероятное и единственное в истории унижение. Спарта одерживала много побед, были и поражения – но такого поражения, но такого унижения не было. Вопрос: в чем было это унижение? Да, там было военное поражение – но в чем было унижение спартанского государства в год смерти Геродота? 425-й год до нашей эры. Если вы знаете, +7-985-970-45-45, излагайте это унижение спартанцев, не забывайте подписываться.

Наталья Ивановна Басовская и Алексей Венедиктов. Обычно, когда мы говорим о наших героях, они в основном мальчики, а не девочки. Никогда не приходит в голову вопрос: был ли мальчик?

Н. БАСОВСКАЯ: Алексей Алексеевич, все-таки большой-большой группе специалистов пришло в голову, что он был. Столь много древних авторов о нем рассказывают, и существует его труд, который уже потомки назвали «История», сберегли в Александрийской библиотеке, превратили в девять книг, разделив свитки на девять частей, и сам великий Марк Тулий Цицерон в своем трактате о законах назвал его отцом истории. У Цицерона было свойство: вот скажет меткое слово – оно в века влипает насовсем. И он назвал его Отцом истории, правда, примерно через 400 лет после смерти самого Геродота. Но ведь не один Цицерон, масса древних авторов о нем пишут, упоминают. Иногда его ругают, критикуют (например, Фукидид, Плутарх), но он для них всех есть. И в современной литературе вот назван был Игорь Евгеньевич Суриков, в серии «Жизнь замечательных людей» его книга «Геродот», она выпадет из этой серии, на мой взгляд, в лучшую, высшую сторону. Это тщательнейшее исследование с огромным научным аппаратом. Кроме того, серьезнейшая книга Строгецкого Владимира Михайловича «Становление исторической мысли в Древней Греции и возникновение классической греческой историографии», Нижний Новгород, 2010-й. А книга Сурикова – 9-й. Это свежая литература. Более старая, но очаровательная – книга Андрея Борисовича Дитмара «От Скифии до Элефантины», Москва, 1961-й. Андрей Борисович – географ, и географ удивительный, потомок каких-то немецких фон Дитмаров, чудом уцелевший в советском месиве, девятое поколение фон Дитмаров. Он побыл в своей жизни, например, актером Малого театра, не получая специального профессионального образования, потом стал географом. На защите его докторской, кажется, одним из оппонентов был Лев Гумилев. И, в общем, это фигура изумительная. Его книжка «От Скифии до Элефантины», хотя старая, читается с наслаждением. Короче говоря, для меня Геродот – не только отец истории. Уж с Цицероном-то что состязаться? А я посмею. На мой взгляд, он служитель музы Клио. Это историк-либерал до нашей эры. Все слова употребляю эти с некой условностью. А чем это доказать – я постараюсь по ходу нашего с вами разговора. Вы воплощаете критическую мысль…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Абсолютно.

Н. БАСОВСКАЯ: … и это прекрасно, а я постараюсь повоплощать то, что в истории исторической науки, и нашей, и зарубежной, все-таки сделано в направлении исследования столь отдаленных времен. Ибо Геродот родился приблизительно в 484-м году до новой эры. Происхождение, где родился и кто родители. Чуть-чуть знаем. Город Галикарнас (вот это ни у кого сомнений не вызывает), южная часть полуострова Малой Азии близ известных сегодня островов Родос и Кос. Многие отдыхали на Родосе, например, россияне. Там рядом, на побережье…

А. ВЕНЕДИКТОВ: А можно сказать, что он грек, подождите? Он же родился в Малой Азии.

Н. БАСОВСКАЯ: Он грек, он грек…

А. ВЕНЕДИКТОВ: А что такое Малая Азия в 5-м веке?

Н. БАСОВСКАЯ: Греческие колонии. Малоазийское побережье – это греческие колонии. Этнос прямой вот, местный, так называемые корийцы, смешались с греками дорийцами, завоевавшими Балканский полуостров и Древнюю Грецию еще в 11-м веке до новой эры. Вот такая смесь, вот такой вид древних греков расселился на самом побережье Малой Азии. Это…

А. ВЕНЕДИКТОВ: А там персы?

Н. БАСОВСКАЯ: И вот они держат, пытаются удержать свою независимость до времен Геродота. Знаменитое восстание в Милете, прийти или не прийти на помощь своим братьям на побережье Малой Азии, греко-персидские войны, когда Персия решает их подмять. И, хотя Греция отстоит Балканская свою независимость, их подомнут. Поэтому Геродот родился под властью персидской державы…

А. ВЕНЕДИКТОВ: А это торговые города, да?

Н. БАСОВСКАЯ: Торговый город, замечательный порт. Все, кто хотят, фантазировать вокруг неизвестных деталей, говорят: должно быть, маленький мальчик наблюдал, как подплывают корабли…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Точно наблюдал, вопросов нет.

Н. БАСОВСКАЯ: Что же делать в портовом городе?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.

Н. БАСОВСКАЯ: Это был торгово-портовый город. Заметный, упоминается во многих источниках. В составе державы Ахеменидов…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Персидской.

Н. БАСОВСКАЯ: … подданные персов… да, Ахемидская держава. Грек, в сущности, он по происхождению. Примерно, родился примерно… жил в основном в первой половине… второй половине греко-персидских войн и начале Пелопонесской. То есть, ему было, как примерно я прикинула, 4 года в год битвы при Марафоне. То есть, он жил в эпоху войн. И когда он стал историком, это очень звучит занятно, но точно… он просто первый известный нам древний грек, который избрал историю своей профессией. Он был специалистом по новейшей истории. Сейчас это точно называлось бы «специалист по новейшей истории». Что делают века и тысячелетия! Теперь это для нас даже не совсем историография, историческая часть историографии и ценный, хотя и со своеобразиями, исторический источник.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Смотрите, у него сразу проявляется такая двойная сущность. Идут греко-персидские войны в первой половине его жизни. Он этнический грек и подданный персидского царя.

Н. БАСОВСКАЯ: Да. Это сложная судьба. И, кроме того, в конце 6-го века не прямое правление Ахемидской державы, это вполне допущено было Ахеменидами, в Галикарнасе к власти пришли тираны.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Надо объяснить, кто такие тираны, да?

Н. БАСОВСКАЯ: Как раз с этого начинаю (смеется). Первоначально в древнегреческой истории слово «тирания» не имело негативного оттенка. Наоборот, это чаще всего в борьбе… демократические полисы, демократия древнегреческая обязательно предполагали внутреннюю борьбу: внутриполитические столкновения, борьба группировок…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Политические партии…

Н. БАСОВСКАЯ: … борьба лучшего против хорошего, хорошего против лучшего и за плохое. То есть, они жили очень бурно. И греческая колонизация была одним из проявлений этой борьбы. Вот она началась в 8-м веке до новой эры и как раз охватила и время Геродота, до 4-го, до 5-го… до 5-го, в 4-м она уже остановилась. Одно из направлений побережья Малой Азии – часто основывали греческие колонии в новых местах те, кто потерпели поражение…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Изгнанники.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, изгнанники.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Эмигранты.

Н. БАСОВСКАЯ: Вынужденные. Да.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.

Н. БАСОВСКАЯ: Беглецы. Таким образом, в тот момент, когда он родился, произошла еще одна перемена. И вот тирания – это не было плохо. В этой борьбе даже демократическая группа могла выдвинуть тирана на время, который наведет порядок…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Правителя.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, правителя.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Единоличного, единоличного.

Н. БАСОВСКАЯ: Это просто единоличный правитель. Оттенок отрицательный ему придал тот тиран, о котором расскажу позже. Он у нас возникнет вместе с биографией Геродота. Так вот, тираны в это время в Галикарнасе устраивали Ахеменидов. Было удобно, персам было удобнее управлять этими подвластными…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это вертикаль власти.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, имея свой рычаг в лице тиранов. И при рождении, во время рождения… к моменту рождения Геродота у власти в Галикарнасе была тиран Артемисия. Экзотика невозможная. Кажется, единственная известная женщина-тиран. Участница греко-персидских войн на стороне персов, убежденная…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, конечно, они же персидские подданные.

Н. БАСОВСКАЯ: Они подчинены. Но она не изменила персам, она до конца помогала Ксерксу, участвовала в походе Ксеркса на греков в 480-м году, командовала эскадрой греческих городов, давала советы Ксерксу, и советы правильные. Например, не вступать в бой у Сомина. А он не послушался – и потерпел поражение. Вот при ее правлении – она без победы, но вернулась обратно в Галикарнас – и родился Геродот. Его отец – знатный человек, сообщается, по имени Ликс. Имя не греческое. То есть, вот здесь, конечно, какие-то вот эти и корийцы замешаны, еще кто-то. Мать Дрио – считается, тоже не совсем греческое имя. А детей назвали греческими именами: и Геродот, и его брат Феодор. Но важнее всего его родственник. По мнению большинства… дядя, есть версия – двоюродный брат. В общем, для нашего…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Но старший.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, старше него существенно. Для нашего повествования это не имеет значение. Его имя было Паниасид. Он был эпический поэт, то есть продолжатель традиций Гомера. А ведь иногда некоторые авторы называют Геродота «второй после Гомера» (в греческой культуре). А дядя напрямую работал, скажем, в этом жанре и написал два известных произведения, вот Соловьев прекрасно… Сурков об этом прекрасно пишет… Суриков, простите, Игорь Евгеньевич.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Сурков – это другой человек.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, очень другой человек, он не писал про Геродота. Эпический поэт, написавший произведения «Гераклиада» и «Ионика». Я поняла, что они до нас не дошли, но важны сюжеты, сюжеты известны. «Ионика» - это поэма о сравнительно недавнем прошлом, о вторжении дорийцев в северо-балканскую Грецию, о борьбе греков…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, конечно, недавно, всего 500 лет тому…

Н. БАСОВСКАЯ: Да это рядышком, да, но родная история. И, в общем, скорее всего пронизанная духом свободолюбия. А «Гераклиада» - подвиги Геракла – значит, патриотично. То есть, дядя должен был так воздействовать на юношу именно в эту сторону. И, скорее всего, так и воздействовал. Это доказали дальнейшие события. У нас нет прямых указаний на воздействие, мы видим, чем занимался дядя, эпический поэт, тематика – патриотическая борьба за свободу. И мальчик, который поучился в школе, видимо, в одной из так называемых гомеровских школ (их было очень много в Греции и греческих колониях». Гуманитарное образование.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А, лицеи, гимназии.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, да, Гомер был символом.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Гомер был символом, в то время Гомер был символом.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, символ всего, да, уже тогда. Знал сочинения Гомера, Гесиода, других поэтов, знал драматургию Эсхила. Его почти современник Эсхил пишет о греко-персидских войнах. Знал Софокла, с которым потом познакомился лично. И в молодые годы, он принял участие в молодые годы в политической борьбе в родном Галикарнасе. Это не был кабинетный историк-теоретик…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Точно?

Н. БАСОВСКАЯ: Абсолютно.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я с интонациейсына, я спросил вас с интонацией своего сына, я себя поймал на том… Когда я что-то Говорю, он: «Точно?»

Н. БАСОВСКАЯ: Ну, сын-то ваш, Алексей Алексеевич. Дело в том… Он, кстати, очень похож, я увидела. Дело в том, что сомнения в основном вокруг маршрута Геродота.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Маршрута – в смысле…

Н. БАСОВСКАЯ: Его путешествий, когда он… Уж слишком много. Что кое-что, что он описывает как виденное скорее пересказанное из рассказов. Вот главные сомнения. А что он был и что видели его могилу позднейшие… я прочту в конце эпитафию. И что он закончил и где закончил жизнь, вообще в Южной Италии почему – это известно. Итак, в родном Галикарнасе к 468-му примерно году произошли большие события. Правление…

А. ВЕНЕДИКТОВ: А ему 17 лет.

Н. БАСОВСКАЯ: Ему 17, совершенно… У вас много лучше, чем у меня, с арифметикой.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, просто он юноша…

Н. БАСОВСКАЯ: Юноша.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Возмужавший юноша.

Н. БАСОВСКАЯ: Юноша, получивший образование. И произошли великие изменения: они освободились в результате греко-персидских войн, большей части этих войн (окончательный мир будет в 1049-м, нескоро). Но колонии эти освободились от ахеменидского, то есть персидского правления, они независимы. А тиран остался, и тиран, скажем так, персидского покроя. Не древнегреческого покроя, а персидского. Это был следующий после женщины-тирана Артемисии, его имя очень такое непростое – Ликдомид, третий, третий, считая от Артемисии, через человека, тиран Галикарнаса. Они еще стали ухитряться, вот эти вот галикарнасские тираны, родственников… Ну, свойство единоличной власти и знаменитой вертикали, своих людей сажать. А грекам Галикарнаса и других малоазийских колоний показалось, что раз пришла свобода от персов, то пришла свобода вообще! А свободы вообще не бывает, за каждый ее кусочек надо биться – и с непредсказуемым результатом. Был составлен заговор, который возглавил его дядя Паниасид.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот этот поэт.

Н. БАСОВСКАЯ: Да. Логично: эпический поэт, патриот…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Свободу на баррикадах…

Н. БАСОВСКАЯ: … возглавил, да. Да, да, Делакруа с нами. Возглавил заговор против тирании вот этого Ликдомида. То есть, надо других, не тех, кто служил персам, логично. Заговор раскрыт, или даже бунт (там вариации). Бунт подавлен, дядя казнен. Не так уж очень типично для греческих традиций, чаще… это вот персидские…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, да, вот я как-то…

Н. БАСОВСКАЯ: Это были персидские тираны.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Его бы изгнали…

Н. БАСОВСКАЯ: Один был казнен. А потому что это был почти перс, этот тиран уже, как говорит сейчас, переродился. А остальные бежали, даже не были высланы по приговору, как это было бы при Перикле, в демократическом… или, там, как Фемистокла выслали. Нет, они бежали. И он бежал, фактически эмигрировал на остров Самос.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Подождите, а Геродот принимал участие пацаном…

Н. БАСОВСКАЯ: Безусловно. Его родственник вовлек в это дело.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да. Ну, собственно, 17-18 лет, уже…

Н. БАСОВСКАЯ: Так что он не кабинетный ученый не только потому, что он потом проплывет, пройдет, проедет мыслимые или немыслимые расстояния, но что он будет путешествовать невероятно – это факт, никем не отвергаемый…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Но Самос, там тоже тиран.

Н. БАСОВСКАЯ: Но он начинает… да, там тоже традиция тирании, но сейчас он прибыл туда не при самом страшном тиране. Но заинтересовался. Сейчас назову того, кто придал слову «тирания» первым дурное для древних греков значение. Итак, Геродот там, на Самосе. Это очень тоже вот этот (неразб.) бассейн, Самос, Родос – все это не очень далеко. И он там превращается из гражданина Галикарнаса, хотя они были под властью персов, понятие полиса, управляемого персами, контролируемого, сохранялось… теперь он метек. То есть, по древнегреческим правилам, законам, он свободен…

А. ВЕНЕДИКТОВ: То есть, он не гражданин?

Н. БАСОВСКАЯ: Он свободный человек, но без…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Гражданства.

Н. БАСОВСКАЯ: Как, опять же, полюбившийся мне безумно Игорь Суриков пишет, без вида на жительство. Как мы сказали бы (смеется)… то есть, получил, простите, вид на жительство…

А. ВЕНЕДИКТОВ: … но не получил гражданство.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, он получил вид на жительство.

А. ВЕНЕДИКТОВ: То есть, второго сорта.

Н. БАСОВСКАЯ: Для древнего грека, и такого юного, и явно воспитанного в романтической традиции своим родственником…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Из знатной семьи.

Н. БАСОВСКАЯ: … из знатной семьи и, видимо, богатый – большой удар сменить статус свободного на…

А. ВЕНЕДИКТОВ: На метека.

Н. БАСОВСКАЯ: … свободного, но бесправного.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это поражение в правах, это очень важно.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, метек – это было достаточно жалостно в греческой истории. И здесь он сделал выбор своей судьбы. Что могли метеки делать? Они могли торговать, они могли заниматься организацией какого-то там производства. Сложнее было с аграрными делами, надо быть гражданином, собственником земли. Но занятий могло быть много. На торговом острове не потянуло его в торговлю, эпическая юность сказалась. Он выбрал судьбу, он решил создать труд о противостоянии мира Востока, вот персов, и мира Греции. Он на стыке его родился, он на стыке этих миров вырос, он застал историю борьбы этих миров, греко-персидские войны, и, по-видимому, он принимает решение писать о стыке этих миров, о столкновении, о том, какой из этих миров лучше. И, как он пишет – я успею до перерыва процитировать. Начало его труда: «Геродот из Галикарнаса собрал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров…» Либерал. «Великие и достойные деяния как эллинов, так и варваров». Тебе римляне бы показали

А. ВЕНЕДИКТОВ: Подождите, могут быть достойные деяния у варваров.

Н. БАСОВСКАЯ: Тебе бы римляне показали… (смеется)

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да-да-да.

Н. БАСОВСКАЯ: «… они не остались бы в безвестности, и в особенности же то, почему они вели войны друг с другом». Я не сказала, кто переводчик. Переводов было несколько. Восхищаются все дореволюционным переводом Мищенко, я его не читала, но восхищения много. Я цитирую по переводу ныне самому популярному в серии истории исторической мысли, которой начинается труд Геродота… это перевод Стратановского в серии «Памятники исторической мысли». Вот он, юноша, выбирающему житье… юноша выбрал очень интересное поприще. До него писали историю, они назывались лагографы, те, кто писали, а он ставит задачу и увековечить, и объяснить, почему они вели войны. Он потом отойдет от концепции «объяснить». Первым объяснителем будет Фукидид, и будет критиковать Геродота за это. Но замысел примерно такой.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Наталья Ивановна Басовская о отце истории Геродоте в программе «Все так».

НОВОСТИ

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это программа «Все так». Я, конечно, потрясен, Наталья Ивановна, потому что я задал вопрос, чтобы проиграть 10 экземпляров книги из серии «Жизнь замечательных людей» «Молодой Гвардии», вот этого Игоря Сурикова, «Сократ» (у нас не было «Геродота»). И я задал сложный вопрос специально и совершенно обалдел, потому что люди ответили, и много правильно. А правильный ответ… Я напомню вопрос, вопрос был: в год смерти…

Н. БАСОВСКАЯ: Заковыристый.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да. В год смерти Геродота какой позор постиг Спарту?

Н. БАСОВСКАЯ: 425-й год до новой эры.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Спартанцы впервые сдались, они предпочли плен позору… плен гибели вернее. Это на острове Сфактерия была борьба, афиняне победили, союз городов…

Н. БАСОВСКАЯ: Это Пелопонесская война между Афинами и Спартой.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И они положили щиты. И после этого, конечно, эти люди, которые сдались в плен, они были в Спарте лишены имущества, оказались изгнаны. Их семьи были лишены имущества, еще были перебиты 2 000 илотов-рабов. Так испугала спартанцев вот эта…

Н. БАСОВСКАЯ: На всякий случай.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И наши слушатели…

Н. БАСОВСКАЯ: Какие они молодцы!

А. ВЕНЕДИКТОВ: … ответили, да. По три последние, последние цифры телефона победителей, кто выиграл эту книгу: Владимир, чей телефон заканчивается на 019, Константин 746, Алексей 482, Инга 680, Никита 904, Олег 593, Виктор 353. Ирина 685, Вика 611 и Вера 262.

А мы продолжаем говорить о Геродоте. Наталья Ивановна…

Н. БАСОВСКАЯ: Он живет на стыке миров. Он эмигрировал на остров Самос. И родился на стыке миров, мира Востока и мира Запада. И именно там, на Самосе, будучи, в общем, политическим эмигрантом, безусловно, метеком по тогдашнему статусу древнегреческому, он выбирает свою судьбу, он начинает думать, анализировать то, что потом напишет напрямую, что «я хочу понять, почему они сражались, хочу описать великие деяния, как эллинов, так и варваров», по ходу дела придет к выводу … потом Александр Македонский будет много попозже об этом думать, что не такие они уж варвары, это просто другой мир, мир Востока. Любопытно еще то, что он оказался на Самосе, где примерно за 50 лет до него правил знаменитейший тиран Поликрат. О нем были такие красочные рассказы…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Поликратов перстень.

Н. БАСОВСКАЯ: Да.

А. ВЕНЕДИКТОВ: С детства помню.

Н. БАСОВСКАЯ: Это потрясающе! Этому человеку так везло! В наше время он бы все время выигрывал в казино, он бы оказывался миллионным посетителем какой-нибудь выставки. Довлатов, по-моему, про такого человека пишет, который куда ни придет, деньги его догоняют. Поликрат стал разбойником, в разбое ему везло, в пиратстве, остров процветал. За 50 лет до Геродота. Ну, и вот ему дал совет правитель Египта: испытай, мол, и свою судьбу, и вообще… выброси, спрячь так, чтобы не достать, какую-нибудь самую дорогую тебе вещь. Вот увидишь, как тебе будет, там, худо. Воспитание воли. Он выбросил перстень. Перстень проглотила рыба, рыбак рыбу выловил, принес царю, потому что рыба очень хороша (царь пригласил рыбака даже на обед). Но когда рыбу разделывали, там был тот самый драгоценный перстень. Но Поликрат был жесток, и о нем интересные рассказы. И вот мне кажется, что живописность повествований о Поликрате, литературная традиция, которая была в его семье и которую он получил через своего родственника и жертву, жертву политических репрессий, своего дядюшку – может быть, все это его толкнуло к этому. Есть еще одно соображение. Я в нескольких публикациях о Геродоте… я читала еще и статьи о нем. Его привязанность к Дельфийскому оракулу – очень любопытно – и городу Дельфы в Центральной Греции. Он, в общем, начал свои поездки с Самоса, конечно, с территории Греции. И вот очень… неоднократно и подолгу начал жить в Дельфах и сближаться, скажем, ну, с сотрудниками Дельфийского оракула, как ни смешно это звучит. Потому что там не сидела только одна пифия, целый штат жрецов обслуживал этот оракул, наверное, готовил тексты пифии, и немало ломал голову над этим. Там она сидела, на треножнике, который якобы цел, якобы были из расселины испарения, которые вгоняли ее в транс. Испарений не было, пришла современная наука к этому выводу. Ну, трансы трансами, они во все века, наверное, друг на друга похожи. Но он там стал подолгу жить. А что такое тогдашние Дельфы? Во-первых, это город у подножия Парнаса. Не Олимпа, где боги, а ему ближе пристанище Аполлона и девяти муз. Вот есть основания из его текстов судить, что он поднимался на Парнас. Он все-таки служитель муз, он ищет эту музу истории, и не зря первый том его книг потом рукописи назовут именно Клио, именно первый том. Это одно соображение: ему близок этот Парнас, Аполлон с музами, он видит в этом свое призвание, может быть. Второе, очень разумное, рациональное: в Дельфах полно народу, самого разнообразного, который прибывает к этому оракулу.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, мы бы сейчас сказали «паломники». Сейчас бы сказали.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, да. Это, так сказать, мекка для древнего грека. Ой, случайно. Я не стремилась к этому…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Бывает.

Н. БАСОВСКАЯ: … но так получилось. А для него это что-то большее. Он там поселился и наверняка расспрашивает. Весь текст его рукописи показывает, что он любил и умел то, что мы сегодня бы сказали брать интервью. Он ведь будет расспрашивать участников и ветеранов греко-персидских войн, он будет расспрашивать жителей отдаленных районов от Скифии до Египта, где он, видимо, все-таки был. Про Скифию… сколь далеко, но где-то был на границе. О том, а что же там, а что дальше в современной такой песенке. Любознательность, она вообще есть у интеллектуальных древних греков. В этом смысле он не исключение, он скорее развитие тогдашней культурной традиции. И привязанность к Дельфам – это привязанность к тому месту, где всегда полно народу. Если он поднимался на Парнас, то это две с половиной тысячи метров, одна из высоких вершин Древней Греции. Он наверняка имел спортивную некоторую форму неплохую…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, они все имели.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, было принято. Мальчик из знатной богатой семьи обязательно с детства занимался спортом, и это ему пригодилось. Ну, и далее, конечно… и он начал писать рукопись. Два слова об этой рукописи. Рукопись Геродота записана на свитках египетского папируса. Это был скрученный такой вот большой-большой-большой свиток. Читать… вот и ты найди там какую-нибудь главу, разматывая бесконечно свиток. «История» – это название, которое дали библиотекари или ученые Александрийского Мусейона позже, в эпоху эллинизма, после Александра Македонского. И они же разделят, размотают, разделят его на куски, чтобы это стало возможно читать, удобнее, и воспроизводить. И они же дадут каждой из этих девяти книг название по именам муз: Клио, Евтерпа, Талия, Мельпомена, Терпсихора, Эрато, Полигимния, Урания, Каллиопа. Вот что такое труд Геродота! Чуть александрийских ученых, а в древней истории это был один из величайших научных центров… Мы как-то с вами говорили, Алексей Алексеевич, как умная и тонкая Клеопатра это ощутила и занималась, наращивала свой интеллектуал в Мусейоне. Вот они почувствовали, что это и научный труд, и как-то овеян музами. Лучшая сохранившаяся рукопись, как мне кажется, то, что мне удалось из литературы узнать – это с 10-го века. Потом ведь бесконечно переписывается, это бесконечно переписывается. А эту рукопись, которая сейчас во Флоренции, конечно же, вывезли из Константинополя, безусловно. Потому что после Мусейона хранилищем главным, хранилищем и собрание сведений об этой античной науке были, конечно, византийские библиотеки и хранилища рукописей.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Но как могли без средств массовой информации… Вот сидит себе где-то какой-то там себе Геродот на Самосее или в Александрии…

Н. БАСОВСКАЯ: Не какой-то себе. Мы сейчас выясним. Ему 200 килограммов серебра дали!

А. ВЕНЕДИКТОВ: За что?

Н. БАСОВСКАЯ: За чтение книги вслух.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Так.

Н. БАСОВСКАЯ: Алексей Алексеевич, он был очень заметен. Так получилось, что его жизнь не прошла вот кабинетно.. вот я подчеркиваю. Значит, дальше путешествие, о нем нет времени говорить, только границы, которые он описывает, они невозможны. По всем, по местам героев Троянской войны, Троада (это побережье Малой Азии), в Милете видел карту Земли, вырезанную на (неразб.) Гекатеем Милетсим. У нас тут в картинках в студии мелькала. И сразу сказал: «Не может быть, что Земля такая круглая». Тогдашняя икумена представлялась приблизительно. Дальше в основном по маршруту войск персов по Греции, по местам боев, фиксируя и говоря с ветеранами. Вот это не вызывает…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ветераны еще живы, это очень важно.

Н. БАСОВСКАЯ: Конечно. И вот эта не вызывает часть сомнений, часть его путешествия. Побывал в городе Пелле, где родится примерно через сто лет Александр Македонский. А он отметил этот город в Македонии. Побывал в Фессалии близ горы Олимп. И пишет о горе Олимп и о Фессалии: «По словам самих фессалийцев, ущелье, по которому протекает река Пиней (там такая река), сделано Посейдоном», Ну, как еще греки могли объяснить? А он продолжает: «Для меня же очевидно, что это горное ущелье есть последствие землетрясения». Современная география поддерживает в этом Геродота. Я же…

А. ВЕНЕДИКТОВ: А я поддержал бы, что Посейдон.

Н. БАСОВСКАЯ: Ну конечно, Алексей Алексеевич, это гораздо более либерально-романтически, а мы с вами принадлежим к этому направлению (смеется). А вот географы… Затем на корабле плывет в Византий, современный Стамбул. Потом с Понт Евсинский. Вот тут тревоги. Черное море.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да я понял.

Н. БАСОВСКАЯ: Докуда доплыл… я не столько вам рассказываю, сколько радиослушателям, (смеется) мы с вами тут вместе… только чуть-чуть вот в некотрых сомнениях, но это правильно – вокруг него много сомнений. К землям Скифии. В советское время это всячески раздували, я вижу это наивное в советских книжках: Геродот бывал на территории нашей страны, якобы в Ольвии прожил несколько месяцев. Но теперь страна это не наша, это теперь Украина (я уточняла), можно уже теперь так не надуваться от патриотизма и учесть мнение тех, кто сомневается, что он забрался так далеко и был на этом черноморском побережье. Сомневающиеся полагают, что он мог очень хорошо и талантливо (ему это было дано) пересказывать, находя переводчиков, толмачей. А они были, уже появились люди, которые поняли… ну, побывал в плену, был заложником у иноплеменника. И как выгодно освоить этот язык и, так сказать, жить за счет вот этих услуг. Это со времен очень древней истории наблюдается такое занятие. Он человек состоятельный, а сейчас станет богатым. Только это вопрос, лично ему дали или для государственного дела (смеется). Сейчас скажу, вполне успеваю. Что он отмечал в тексте своем? Как бы то, что ему рассказывали на границах Скифии. Просто там ли ему рассказывали? Может, он не очень далеко заплыл. А получается вот по нему, что вот в Ольвии будущей греческой он прожил несколько месяцев. А рассказывали, что дальше лежат страны (ну, Среднерусская равнина), где дожди, снег. Ему сказали, что зимой замерзает Таманский пролив, и его это поразило. В общем, понятно, для древнего грека это очень удивительно. Что дальше живут совроматы, сарматы. Об их городе Гелоне, как бы современный Саратов. Вот это уже вот уж очень, уж очень далеко. Якобы дальше он поплыл в Колхиду – в этом очень многие сомневаются, что он доплыл. Он рассказывает о товарах, которые производили в Колхидии. Это не значит, что он непременно там был. Но вот затем вернулся на Самос ненадолго и на Восток. Вот там он был, это не оспаривается. В пределы Персидской державы, против которой греки устояли, но которая никуда не рухнула. Он был в Сардах. В конце греко-персидских войн именно там подписан будет мир 449-го года до новой эры.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Еще увидел до сожжения…

Н. БАСОВСКАЯ: Ниневия сожженная…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, я имею в виду, как Александр Македонский сжег Сарды через сто лет.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, и он на развалинах Ниневии побывал. То, что будет развалинами Ниневии, через сто лет это все погибнет. Он был в Сардах, там подписан мир, греко-персидские войны, 449-й год до новой эры. Видел Ниневию, видел Вавилон и сказал… и он не оригинален, потом как будто все за ним подтверждают: «Это самый прекрасный город!» Впечатление выглядит личным и эмоциональным. Был в стране пирамид, в Древнем Египте. Сомневаются, что в Ливии – ему могли рассказать о Ливии и ливийцах, но он о них пишет, скорее в пересказах. То есть, маршрут, который кажется слегка невероятным, сильно удивляющим, он не может не беспокоить, так ли это было. Но что он побывал много где и написал нечто талантливое – подтверждают дальнейшие события. Начиная с примерно 447-го года уже вполне взрослый, но не старый Геродот бывает в Афинах. А там с 444-го вскоре реальным правителем стал Перикл. Афины после первой половины греко-персидских войн, после Марафона и Соломина стали неофициальной столицей Древней Греции. У нее не было столицы, но культурной стали Афины, особенно при Перикле, человеке, который был первым стратегом – о нем некогда рассказывали – но реально руководил всей афинской демократической машиной и пытался ее совершенствовать. Видимо – ну, тут тоже есть сомнения, но большинство считает, что да – сошелся с кружком Перикла. Ну, как пишущий человек мог не оказаться в кружке Перикла?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну да.

Н. БАСОВСКАЯ: Кружок бытовал в его доме, которым руководила удивительная женщина Аспазия. Там бывали лучший друг Перикла Фидий, гениальный скульптор, Протагор, философ, мыслитель замечательный этой эпохи, драматург Софокл. И вот в один из этих визитов какой-то он начал, Геродот, выступать с публичным чтением своей рукописи, которую все писал, и писал, и писал. Он не был…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Не тяжело было возить за собой…

Н. БАСОВСКАЯ: Он не был беден, у него были повозки, лошади. Он не был первым, кто это делал. Чтение книг вслух прилюдное было одной из замечательных черт этой удивительной интеллектуальной духовной древнегреческой культуры. Он начал читать. Маленький будущий великий историк Фукидид, который будет критиковать Геродота, но когда он был маленьким, слушал и плакал от восторга – об этом рассказывает Плутарх, который тоже весьма критичен к Геродоту. То есть, у них были еще другие тексты, которые до нас не дошли. Каким чудом уцелел этот свиток Геродота, разделенный потом на девять частей? Это чудо, это волшебство некое, которое… и успели сделать копии, и потом и Александрия, и Византия, и вот во Флоренции нечто лежит и еще несколько вариантов. Итак, чтения стали пользоваться большим успехом. Восторги зрителей, плачет маленький Фукидид, и решение Совета пятисот, высшего органа управления Афинами, выделяет ему награду от афинян, как бы за эти чтения – 10 талантов. Это примерно 260 килограмм серебра. Вокруг этого треволнения, беспокойства историков. Слишком много для личности. Может быть, это, так сказать, фонд для основания колонии, в которую он отправляется вскоре, по-видимому, с ведома Перикла, или по воле его, или не его, или его соперника. Не буду, чтобы всех не запутывать, не буду называть. У Перикла есть политические соперники.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, естественно.

Н. БАСОВСКАЯ: Какая именно группировка отправляет в Южную Италию группу людей во главе с интеллектуалом и грантополучателем в виде серебра Геродотом – сказать трудно. Но туда отправляются афиняне, и они основывают город Фурии близ исчезнувшего, уничтоженного до этого врагами, соседями соседнего города, который был просто стерт с лица земли. Решено новый в Южной Греции основать город Фурии. По названию ручья, который там протекал, а не божеств этих мрачных. Он точно участвовал в основании колонии Фурии на берегу Тарентского залива, это уже просто никто не сомневается. И, видимо, там и остался очень надолго. То есть, если они отправились туда, в Великую Грецию (так называли греческие колонии на Юге Италии)… отправился в 444-м, а в 25-м умер – он прожил там еще долго, может быть, продолжая путешествовать. Может быть… его начинают звать «фуриец», и он подписывается «фуриец». Потому что там он уже не метек, он опять гражданин, гражданин греческого города, возникшего на Юге Италии.

А. ВЕНЕДИКТОВ: В Афинах ему не дали.

Н. БАСОВСКАЯ: Нет.

А. ВЕНЕДИКТОВ: В Афинах ему серебро дали, гражданство не дали.

Н. БАСОВСКАЯ: Потому все очень осторожно говорят. Личным другом Перикла, видимо, не был. И, потом, предоставление афинского гражданского было делом очень-очень непростым. Проще было вот с этой наградой как-то такую операцию провести. Сейчас ведь есть страны, где очень непросто получить гражданство. Афиняне страшно дорожили своим гражданством.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это же права в первую очередь.

Н. БАСОВСКАЯ: Да, наверное, его ущемляло… ущемляло его гордость то, что он не гражданин. И он начинает подписываться (сохранились как бы сведения) «фуриец». Хотя потом все равно возобладало «галикарнасец». Пути исторического мышления и выводов, которые делают историки, подчас просто трудно предсказуемы. Остался все равно галикарнасцем. Он, видимо, там умер. Прямых сведений нет, но есть сведения… в середине 20-х годов. Есть эпитафия, она нам скажет очень много.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А где мы ее нашли?

Н. БАСОВСКАЯ: В тех источниках – тот же Плутарх – которых у нас нет, а у него были. Читаю: «Геродот, сын Ликса умерший, скрыт здесь землею». Его похоронили на агоре этого города Фурии. Похороны на агоре – это для первейших граждан. Так что, может быть, он считался первым основателем или одним из самых первых (предпочитали всегда иметь одного). Но раз на агоре, то это очень важно. Итак: «Геродот, сын Ликса умерший, скрыт здесь землею: первым историком он Древней Ионии был». Ионическое море. Первым – это здесь в смысле лучшим. «Хоть и в дорийской отчизне возрос. Он бежал от нападок тягостных, Фурии же родиной стали ему». Как кратко, лапидарно, художественно, метафорически передана, в общем, вся жизнь Геродота. В чем бы мы ни сомневались, но сей текст передает все так компактно и точно, и судьбу, и происхождение, и что были мытарства, и какие нападки – мы, конечно, точно не знаем, что он бежал от нападок, может быть, и в Афинах, потому что не ясно, на стороне какой он партии был. Нигде не сохранилось сведений, что он, допустим, был так близок к Периклу как Фидий. Фидий за любовь к Периклу вообще в тюрьму попал и там умер. Он изобразил Перикла и себя сражающимися на щите, это сочли кощунством, святотатством – политическим преследованиям подвергся Фидий и погиб в тюрьме. Не был Геродот, видимо, таким. Но что экспедиция не могла быть без ведома Перикла – это точно. И получение такой огромной награды тоже вряд ли прошло мимо великого первого стратега. Перикл не был царем, как часто думают дети, потому что в учебнике называют параграф «Правление Перикла». И бедные дети, они правы: правление значит правление. Он реально направлял рычаги демократической власти, стараясь их не ущемлять, а даже развивать. Но вот лучшим его другом Геродот не стал. Однако лучшим другом, одним из лучших друзей истории как служения, истории как художественно-научного направления мысли, сохранившей музу… только история и астрономия сохранили музы (Урания и Клио), все остальное растеряно. Вот таким он был. И, мне кажется, он задал тон очень многому в развитии исторической науки. Сознательно или нет, люди пытаются и по сей день увековечить блестящие деяния предков. Ну, например, у нас в России. Сравнить их достижения с достижениями других народов, как он хочет сравнить Восток…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Благородные достижения.

Н. БАСОВСКАЯ: Лучшее.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Лучшее. Благородные достижения. Не кто хуже он писал…

Н. БАСОВСКАЯ: Да.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Не кто лучше, не кто хуже, да…

Н. БАСОВСКАЯ: Либерал.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Либерал.

Н. БАСОВСКАЯ: Но древнегреческий, древнегреческий.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Древнегреческие.

Н. БАСОВСКАЯ: А то обвинят в модернизации истории. Короче говоря, мне он представляется красивым образом, который он начертал сам, сколько бы элементов точного и неточного ни было в его труде, который потомки назвали «История», сама «История».

А. ВЕНЕДИКТОВ: Дети могут не знать, кто такой Владимир Ленин, как показывают опросы, но точно знают, кто такой Геродот.

Н. БАСОВСКАЯ: Как я рада!

А. ВЕНЕДИКТОВ: Один был, а другой – неизвестно.

Н. БАСОВСКАЯ: Как я рада, что это именно так.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Наталья Ивановна Басовская и Алексей Венедиктов в программе «Все так».